Выборы–2019, которые потрясли Москву

Под редакцией А.Е.Любарева

5.5. Заключение: разбираемся с аномалиями

Итак, из этой и предыдущей глав вырисовывается парадоксальная картина. С одной стороны, процедуры регистрации по подписям успешно прошли около сотни кандидатов. Многие из них не были известны избирателям, не имели опыта участия в выборах или, по крайней мере, опыта сбора подписей. Среди них три десятка представителей мало популярной партии. И при этом некоторые из них продемонстрировали практически идеальные подписные листы – с долей брака менее 1%.

С другой стороны, отказы в регистрации по результатам проверки подписных листов получили около 40 кандидатов, среди которых примерно половина – достаточно известные политики. Бывшие депутаты Государственной Думы, муниципальные депутаты и главы муниципальных образований, многие имели опыт участия в выборах и опыт сбора подписей. Будучи оппозиционными политиками, они были более чем кто-либо мотивирован к честному сбору подписей, ибо прекрасно понимали, что их подписи будут дотошно проверять. Наличие у них реальной поддержки значительного числа избирателей проявилось и в том, что многие избиратели написали заявления, подтверждающие проставление ими подписей, и очень многие вышли на митинги в их поддержку. И при этом у них у всех доля брака в подписных листах оказалась высокой – от 11,4% у И.В. Яшина до 99,3% у А.В. Бабушкина.

Итоги голосования (см. раздел 12.2) усилили эту парадоксальную картину. С одной стороны, с трудом пробившийся на выборы С.С. Митрохин (после жалоб в МГИК и Мосгорсуд на два отказа ОИК; даже после решения суда у него получилось 7,9% брака) одержал убедительную победу. Успешно выступили и два других зарегистрированных «яблочника», а из трех допущенных до выборов оппозиционных самовыдвиженцев один победил и один уступил победу с минимальным перевесом. Единственный из шести кандидатов оппозиционного пула, кто не имел успех – Д.В. Клочков, поскольку в том же округе баллотировался «яблочник» М.С. Круглов, и подавляющее большинство оппозиционных голосов досталось ему. Из этих результатов стало очевидно, что большинство кандидатов из этого пула, если бы были зарегистрированы, претендовали на победу или хотя бы на второе место.

С другой стороны, из 99 кандидатов, зарегистрированных по подписям и дошедших до выборов, 50 (чуть больше половины) получили по итогам голосования меньше голосов, чем им зачли подписей избирателей. Если же разделить их на категории, то к 49 кандидатам, «оправдавшим» свои подписи, относятся 41 административный самовыдвиженец (из 42), все три «яблочника», два оппозиционных самовыдвиженца (из трех), один самовыдвиженец из числа «прочих», по одному кандидату от «Коммунистов России» (он баллотировался в том округе, где сняли кандидата от КПРФ) и «Родины» (кандидат, поддерживаемый мэрией). А к 50 кандидатам, получившим меньше голосов, чем собрали подписей, относятся один административный самовыдвиженец (который был фактически «техническим» кандидатом), один оппозиционный самовыдвиженец (вышеназванный Д.В. Клочков), 12 самовыдвиженцев из числа «прочих», 30 кандидатов партии «Коммунисты России» (из 31), три кандидата от партии «Родина» (из четырех), единственные кандидаты от партий «Гражданская Сила», «Зеленые» и Партия Роста.

 При этом некоторые кандидаты получили в несколько раз меньше голосов, чем представили подписей, в том числе и те, у кого подписные листы по результатам их проверки оказались чуть ли не идеальными. Так, один из рекордсменов по «чистоте» подписных листов, В.В. Присняк («Родина», 0,6% брака) получил в 4 раза меньше голосов, чем ему зачли подписей. У Т.В. Гордиенко («Коммунисты России», 1,3% брака) голосов в 3,3 раза меньше числа зачтенных подписей.

Таким образом, мы видим совершенно аномальную ситуацию: результаты регистрации кандидатов не отражают их реальную силу и значимость. И необходимо понять, чем такая ситуация вызвана. На этот счет можно выдвинуть пять гипотез. Сразу отметим, что большинство гипотез друг другу не противоречат.

Гипотеза 1. Сбор подписей не является индикатором поддержки кандидатов избирателями.

Гипотеза 2. При честном сборе подписей в условиях цейтнота высокая доля брака (10% и более) весьма вероятна или даже неизбежна.

Гипотеза 3. Предусмотренная законом система проверки подписей не позволяет выявить их фальсификацию.

Гипотеза 4. Подписные листы многих зарегистрированных кандидатов проверялись халтурно, и потому значительная часть брака была не замечена.

Гипотеза 5. Подписные листы многих кандидатов, получивших отказ, проверялись пристрастно, в результате у них было забраковано большое число действительных подписей.

В пользу гипотезы 1 фактически высказались многие наши оппоненты, включая Э.А. Памфилову. Приводились аргументы, согласно которым подпись избирателя не означает, что он обязательно проголосует за кандидата. Мол, избиратель может просто поддерживать идею повышения конкуренции, либо ему может быть безразлично, за кого подписываться: просят, ну и подписался. Либо избиратель в принципе поддерживал этого кандидата, но потом увидел в бюллетене более достойного.

Однако признание гипотезы 1 верной означает, что сбор подписей избирателей – в принципе неадекватный механизм, и от него надо полностью отказываться (или, по крайней мере, кардинально менять форму сбора). Ведь единственный смысл сбора подписей (что подтверждается документами Конституционного Суда РФ) – проверить, пользуется ли кандидат поддержкой избирателей. И если этот механизм не позволяет отделить популярных кандидатов от тех, кто избирателю не интересен, то он должен быть исключен из практики выборов.

По нашему мнению, гипотеза 1 верна лишь частично. В условиях деполитизации и при необходимости сбора небольшого числа подписей неизвестному избирателям кандидату может быть легче собрать подписи, чем кандидату, имеющему хотя бы какой-то антирейтинг. Однако выборы в Мосгордуму проходили в иных условиях. Нет никаких доказательств того, что сколько-нибудь значительная часть избирателей была готова подписаться за любого кандидата. Что касается случаев, когда избиратели подписывались за кандидата, которого готовы были поддержать, но потом голосовали за более «достойного», то такие случаи были единичными (в частности, случай вышеупомянутого Д.В. Клочкова).

Гипотезу 2 трудно как подтвердить, так и опровергнуть. Можно только отметить, что, если она верна, то справедлива должна быть и гипотеза 4.

Гипотеза 3, по нашему мнению, верна в значительной степени. Ни один из трех механизмов проверки подписных листов не может гарантировать выявление подделки. Визуальная проверка в этом отношении наименее полезна. Скорее наоборот: отсутствие помарок может означать, что подписи «собирались» в комфортных условиях, но доказательством рисовки такая чистота являться не может.

Проверка по базе данных МВД может выявить фальсификацию подписей, если она осуществлялась на основании устаревшей базы данных. Если же фальсификаторы использовали ту же базу данных, по которой их потом проверяли, то чистота будет близка к 100%.

Наконец, главные борцы с рисовкой подписей – почерковеды. Однако мы видим, что они почти у всех кандидатов не выявили ни одной поддельной подписи. И не могли выявить, поскольку у них не было ни образцов подписи, ни даже образцов почерка. Почерковеды выявляли лишь цепочки дат, якобы выполненных одним лицом. Ниже мы приведем аргументы в пользу сомнений в возможности таким образом выявлять подделку подписей.

Отметим, что кандидаты от КПРФ, подававшие иски в суд против своих соперников, в ряде случаев находили в их подписных листах подписи избирателей, которые, по их данным, эти подписи не ставили. Возможности предъявить доказательства у них не было, к тому же в этом не было смысла, поскольку у них была возможность выявить подделку только единичных подписей, хотя за такой единичной подделкой чаще всего скрывается система. В четырех случаях факты подделки фиксировались в особых мнениях: в особом мнении С.В. Лебедева (ОИК № 3) утверждалось, что  он в двух домах проводил проверку и не нашел избирателей, подписавшихся за Л.И. Воскресенского (КПКР); член ОИК № 9 А.Л. Лобонок обнаружила в подписных листах самовыдвиженки А.В. Ганялиной подпись, сделанную от имени ее матери, которая подтвердила, что подпись не ставила; член ОИК № 15 С.К. Кудряшов обнаружил в подписных листах административного самовыдвиженца А.Н. Метельского подпись своей знакомой, которая ему сказала, что подпись не ставила (в особом мнении высказаны подозрения и в отношении других подписей); член ОИК № 31 Д.А. Кузнецов отметил, что в подписных листах административного самовыдвиженца С.И. Зверева была обнаружена подпись члена ОИК М. Плескачевой, не совпавшая с ее подписью в листе регистрации (при этом Плескачева первоначально говорила, что подпись за Зверева не ставила, но позже от своих слов отреклась). Однако все такие подделки не были выявлены почерковедами и, скорее всего, не могли быть выявлены.

Гипотезы 4 и 5 имеет смысл обсуждать вместе. Подтверждением гипотезы 5 может служить количество подписей, восстановленных МГИК, ЦИК и судом. Из таблицы 5.1 видно, на сколько подписей был уменьшен брак у ряда кандидатов решениями МГИК и ЦИК, то есть эти подписи ОИКи забраковали незаконно. Если даже не считать особые случаи А.В. Бабушкина (около 4 тыс. подписей, восстановленных из-за типографского дефекта) и Ю.А. Серебрянской (где вина за незаконное признание недействительными около 2 тыс. подписей полностью лежит на ОИК), можно отметить 809 подписей, восстановленных у А.Ю. Соловьева, 490 подписей у Г.В. Гудкова, 411 подписей у А.А. Брюхановой, 314 подписей у Е.Л. Русаковой, 190 подписей – у Д.Г. Гудкова. К этому можно добавить 227 подписей, незаконно забракованных у С.С. Митрохина (часть из которых восстановила сама ОИК после решения МГИК, а часть Мосгорсуд), а также 197 подписей, восстановленных Мосгорсудом у И.Ю. Жданова и 182 – у Ю.Е. Галяминой.

При этом только в одном случае из двух с половиной десятков кандидату удалось добиться (и то со второй попытки) уменьшения доли брака ниже допустимого уровня. Из таблицы 5.1 хорошо видно, что там, где ОИК забраковала огромное число подписей, МГИК и ЦИК восстанавливали сотни, а в тех случаях, когда доля брака была близка к 10% (как у К.В. Лисицы, М.А. Лукьянец, Л.Э. Соболь и И.В. Яшина), счет восстановленных подписей шел на десятки. Трудно отделаться от предположения, что МГИК и ЦИК проявляли «доброту» только до 10-процентного предела. Подтверждением этого предположения служит и отказ обеих комиссий восстановить ряд очевидно незаконно забракованных подписей, в частности, у Е.Л. Русаковой.

Среди восстановленных подписей оказалось немало подписей, забракованных на основании справки МВД (см. разделы 4.6 и 5.4). При этом информация о том, как эти подписи проверялись в ОИК, а затем перепроверялись в МГИК и ЦИК, не дает оснований для уверенности, что восстановлены все незаконно забракованные подписи. Скажем, на примере проверки подписей Е.Л. Русаковой (подраздел 5.4.6) видно, что каждая новая проверка находила дополнительные ошибки выбраковки.

Отдельно стоит отметить, что по некоторым кандидатам ОИК посылали в МВД запросы, содержащие большое число подписей, сомнения в которых МВД не подтвердило. Речь идет о более 500 подписей у И.В. Яшина, более 600 у А.А. Брюхановой и Е.Л. Русаковой и более 800 у Г.В. Гудкова (см. раздел 4.5). Вместе данные по сотням незаконно забракованных подписей и еще сотням подписей, не подтвержденных МВД, являются убедительным доводом в пользу гипотез о неравном отношении ОИК к кандидатам. Действительно, эти сотни полностью на совести ОИК. Если бы ОИК допускала такие же ошибки в отношении других кандидатов, у них тоже были бы несколько сотен подписей в запросе в МВД и несколько сотен забракованных подписей. Однако из таблиц 4.4, 4.5 и 4.6 мы видим, что у многих кандидатов таких подписей менее двух сотен, а то и менее сотни, чего не могло бы быть, если бы ОИКи относились к ним так же, как к оппозиционерам и иным «нежелательным» кандидатам.

Дополнительным аргументом в пользу гипотез о неравном отношении ОИК к кандидатам может служить информация о том, что время проверки у разных кандидатов было различным. Такой информации немного (см. подразделы 4.5 и 5.4.2), но она весьма характерна. О пристрастном отношении к ряду кандидатов говорят и их жалобы на недостаток информации, на препятствия в ознакомлении с материалами (см. раздел 5.4).

В наибольшей степени под подозрения в произволе попадают подписи, забракованные на основании заключений почерковедов. Во-первых, так называемые заключения почерковедов абсолютно голословны: в них нет никаких обоснований сделанных выводов. В спорах по поводу этих заключений постоянно сталкиваются две позиции. Пострадавшая стороны обращает внимание на то, что заключения почерковедов не соответствуют требованиям Федерального закона от 31 мая 2001 года № 73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации». В ответ избиркомы и суды ссылаются на разъяснения Верховного Суда от 31 марта 2011 года о том, что при проверке подписных листов положения этого закона не действуют. Однако можно не требовать исполнения всех норм данного закона, тем не менее в нем есть требование универсального характера: заключение эксперта должно основываться на положениях, дающих возможность проверить обоснованность и достоверность сделанных выводов на базе общепринятых научных и практических данных. Любой отказ от выполнения данного требования ведет к произволу.

При этом отсутствие обоснований в данной ситуации оказывается не слабой, а сильной стороной почерковедческих заключений. Необоснованные заключения оказывается невозможно опровергнуть никакими способами. И мы видим, что, в отличие от подписей, забракованных по другим основаниям, подписи, забракованные почерковедами, не удалось «отбить» никому (не считая тех редких ситуаций, когда почерковед забраковал несуществующую подпись).

Представители ЦИК утверждали, что подписи, забракованные почерковедами ОИК, были проверены в ЦИК другими почерковедами. Однако результатов этой проверки не видели ни кандидаты, ни эксперты, приглашенные на заседания рабочей группы ЦИК. И это только усиливает подозрения.

Во-вторых, к проверке привлекаются в основном почерковеды, работающие в МВД (в меньшей степени в ФСБ и Минюсте). Это люди подчиненные, которые могут получать задания от своих руководителей и которые обязаны выполнять их. В результате кандидаты, неугодные власти, оказываются бессильны перед произволом.

В-третьих, почерковедческая экспертиза достаточно трудоемка. При этом, в силу особенностей проверки подписных листов, эксперту приходится не просто проверять ту или иную запись, а сравнивать между собой записи, в том числе находящиеся на разных листах или в разных папках. Такая необходимость еще больше увеличивает трудоемкость экспертизы. Поэтому легко понять, что без определенных стимулов почерковед не будет склонен слишком тщательно проверять подписные листы кандидатов. Не удивительно, что у многих кандидатов почерковеды забраковали совсем небольшое число подписей или вообще не забраковали ни одну подпись (см. раздел 4.6).

О том, как проходила проверка подписей одного из кандидатов от «Коммунистов России», описал ее непосредственный участник: «Я сосредоточился на поиске одинаковых дат внесения подписей… В нашей группе был приглашенный графолог из МВД. По началу я бегал к ней чуть ли не с каждой подписью, но она была непоколебима: непохоже. Тогда я стал искать вот прям убойные примеры. И нашел. На страницах 5 и 6 я нашел две даты, похожие друг на друга как две капли воды. Тут графолог дрогнула и согласилась, что сходство есть. Я бросился искать дальше. В итоге на четырех страницах (5, 6, 35 и 64) я нашел одну и ту же дату, которая даже графолога поставила в тупик. Через некоторое время я обнаружил и сборщика, который проставил это число. Разброс по номерам страниц от 5 до 64. Понятно, что почерк был очень необычным, поэтому взгляд и зацепился. С почерками попроще все намного сложнее и доказать что-либо практически невозможно»[1]. Как отметил позже автор приведенного текста, почерковед в конечном итоге не забраковала ни одну подпись.

В особом мнении члена ОИК № 15 С.К. Кудряшова по поводу подписей в поддержку административного самовыдвиженца А.Н. Метельского утверждалось: даты подписей ряда избирателей проставлены одним почерком; данные об одном и том же сборщике внесены разными почерками; имеются листы, в которых данные избирателей заполнены одним почерком, который не совпадает с почерком сборщика; неоднократно встречаются листы, в которых данные избирателей заполнены чернилами одного цвета, а даты и подписи – другими чернилами; имеется большое количество случаев, когда на одном листе избиратели были внесены вразнобой, то есть избиратель из одного конца района, затем из другого, потом снова из того места, где была первая подпись, потом опять из другого. Все эти странности не были удостоены вниманием ни почерковедами, ни комиссией.

В-четвертых, как уже неоднократно подчеркивалось, почерковеды в основном бракуют подписи из-за сходства в написании дат. Однако, как отмечают специалисты, в написании цифр меньше признаков, чем в написании букв. «Написание цифр у многих людей очень похоже, поэтому эксперт в таком случае, скорее, откажется от категоричного вывода»[2].

Наличие длинных цепочек дат с характерным написанием цифр можно считать признаком фальсификации подписей. Однако показательно, что у тех кандидатов, чьи документы мы проверяли, преобладают «цепочки» из двух дат (парные цепочки). Это А.А. Брюханова, Ю.Е. Галямина, Е.Л. Русакова, И.В. Яшин (исключениями являются лишь заключения по Г.В. Гудкову и О.К. Мусатову). Наличие большого числа парных цепочек трудно объяснить иначе как ошибками (или произволом) почерковедов. Ведь если подписи действительно подделываются, одной рукой проставляется большое число как подписей, так и дат. А предположение, что один избиратель поставил дату за себя и еще за кого-то (если это не его родственник), – абсурдно.

Математики уже оценили: вероятность того, что среди пяти тысяч человек найдутся двое с одинаковым написанием цифр, достаточно велика. А психологи нам говорят, что написание цифр закладывается в детстве, и при этом дети очень часто подражают учителям математики. Нужно ли удивляться, если окажется, что у людей, проживающих в одном микрорайоне, написание цифр совпадает?

Впрочем, это все рассуждения, исходящие из предположения, что почерковеды искренне ошибаются, принимая похожее написание цифр за выполненное одной рукой. Однако (и это в-пятых), мы знаем результаты почерковедческой экспертизы, сделанной в БНЭ «Версия» (и в подразделах 5.4.2 и 5.4.7 приведены примеры пар дат, якобы выполненных одной рукой). Мы также знаем о заявлениях граждан, подтвердивших собственноручное проставление подписи и даты. И сколько бы представители МГИК и ЦИК ни говорили, что эти заключения и заявления не имеют юридического значения, для общества такие факты являются вполне убедительным свидетельством произвола почерковедов.

Таким образом, можно считать доказанным, что подписные листы многих кандидатов, получивших отказ, проверялись пристрастно, в результате у них было забраковано большое число действительных подписей, в то время как подписные листы многих зарегистрированных кандидатов проверялись недостаточно тщательно, и у них значительная часть брака была не замечена.

Дополнительным аргументом могут служить некоторые публикации в СМИ, где со слов анонимных чиновников утверждалось, что решения о недопуске оппозиционных кандидатов на выборы в Мосгордуму принимались в мэрии и президентской администрации[3].

This document maintained by lahta-m@votas.ru
Material Copyright © 2001 Вячеслав Румянцев