|
|
|
Комментарии к
Постановлению Верховного Суда 16 декабря 2004 г. судья Верховного Суда РФ В.Ю. Зайцев вынес решение об отказе в удовлетворении всех требований заявителей – КПРФ, РДП “Яблоко”, С.В. Иваненко, Е.А. Киселева, Д.А. Муратова, В.А. Рыжкова, Г.А. Сатарова, В.Г. Соловьева и И.М. Хакамада. Это решение вызвало крайне негативную реакцию заявителей и их представителей в суде (партийные лидеры Г.А. Зюганов, И.И. Мельников, Г.А. Явлинский, С.С. Митрохин, юристы В.И. Кривцов, Е.А. Лукьянова, А.Е. Любарев, В.Ю. Прохоров, В.К. Суворов). Свое возмущение решением мы выразили в ряде пресс-конференций и интервью. Здесь мне хотелось бы дать более подробное обоснование своей позиции. И в первую очередь ответить на два вопроса, которые задаются с разных сторон. Вопрос первый: “А на что же вы рассчитывали, подавая в суд такое заявление? Неужели надеялись, что суд отменит результаты выборов?!” Вопрос второй: “Почему вы машете кулаками после драки? Имейте мужество признать поражение и успокойтесь!” Отвечаю по порядку. Разумеется, мы прекрасно понимали, что решение суда по вопросу об отмене результатов федеральных выборов может быть только политическим. Точно так же, как только политическим могло быть решение Верховного Суда Украины, принятое по аналогичному вопросу как раз в тот период, когда шел наш процесс1. И мы прекрасно понимали, что в нынешней политической ситуации Верховный Суд России не примет решение об отмене результатов думских выборов – вне зависимости от каких-либо юридических оснований и доводов2. Тем не менее, мы надеялись на успех по ряду вопросов – на первый взгляд, частных, но на самом деле весьма важных. Во-первых, мы рассчитывали, что суд признает факт крупномасштабного нарушения избирательного законодательства в ходе думской кампании, которое выразилось в создании “Единой России” явного информационного преимущества и в незаконной агитации с использованием административного ресурса в пользу “Единой России” и против КПРФ. Этот факт практически общеизвестен, о нем постоянно говорили в ходе самой кампании, о нем написала миссия ОБСЕ. Осталось дать ему юридическую оценку. Мотивировочную часть постановления суда мы еще не получили, поэтому точно не знаем, как судья оценил представленные нами доказательства по нарушению порядка информирования и агитации. Но уже то, что судья не стал выносить частные определения ни в адрес государственных телекомпаний, ни в адрес Центризбиркома – уже это означает, что он не пошел по пути признания фактов нарушений. Во-вторых, в нашем заявлении содержались и такие требования, которые были в достаточной степени обоснованы юридически и в то же время вполне приемлемы политически. Это – требование об отмене итогового протокола Центризбиркома, содержащего чудовищные ошибки, и требование о передаче мандатов, от которых отказались С.К. Шойгу и Ю.М. Лужков, другим партиям. Но и эти требования не были удовлетворены. Теперь по поводу драки и кулаков. Во-первых, драка не закончена. Еще предстоит рассмотрение дела в Кассационной коллегии Верховного Суда. А затем, если Кассационная коллегия не прислушается к нашим доводам, мы, в соответствии с частью 3 статьи 46 Конституции РФ, будем вправе обратиться в Европейский суд по правам человека. Во-вторых, у нас есть основания выразить недовольство не только решением суда, но и всем ходом процесса. Процесс длился месяц с небольшим – с 15 ноября по 16 декабря. И все это время ощущалось неравенство сторон – даже в мелочах. Представители Центризбиркома (трое из них – простые чиновники) свободно проходили в здание суда, а мы (среди нас был и профессор МГУ) должны были простаивать в тесном коридорчике, ожидая выхода секретаря. Еще характерный момент. В один из дней нам пришлось привезти в суд свои экземпляры транскриптов (расшифровок видеозаписей), чтобы мы могли по ним давать объяснения. Исследования транскриптов заняло несколько дней, и мы попросили судью оставить их в здании суда. В ответ прозвучало: “Здесь не камера хранения”. А потом мы увидели, как представители Центризбиркома относили свои экземпляры транскриптов на третий этаж (где находилась и комната судьи), а один из нас слышал, как секретарь сказала им, что они могут отнести транскрипты в комнату судьи. Кроме того, по некоторым репликам судьи у нас не раз возникало ощущение, что он обменивается информацией с представителями Центризбиркома не только в зале суда. С самого начала судебного заседания нас обвиняли в затягивании процесса. Причем обвинял и сам судья – и это обвинение прозвучало по телевидению на всю страну. Мы же, напротив, с самого начала (точнее, еще до начала) чувствовали, что судья неоправданно спешит. Судите сами. Серьезнейшее дело – выборы законодательного органа государственной власти огромной страны. Более ста томов доказательств. Шесть постоянных представителей с одной стороны и четыре – с другой. Можно ли было рассчитывать завершить процесс за несколько дней? Как я уже отмечал, суд в итоге продлился больше месяца – 19 судебных дней (4 недели по 4 дня и 3 дня в последнюю неделю). Так ли важно было в конце концов выиграть час-другой за счет создания неудобств одной из сторон? В начале процесса нам отказали в проведении предварительного судебного заседания. Судья сделал все, чтобы уже в конце первого заседания началась стадия объяснения сторон. Два часа он выиграл. А в результате мы изначально не смогли договориться о предмете спора, об оценке доказательств. На этом мы потом постоянно спотыкались. В один из последних дней процесса (14 декабря) Кассационная коллегия рассматривала нашу частную жалобу на определения судьи о возврате одного из наших требований. Заседание Кассационной коллегии было назначено на 13.10. Только под сильным нашим давлением судья согласился в этот день установить перерыв до 14.00, а не до 13.00, как он первоначально намеревался. Заседание Кассационной коллегии началось, как обычно, с опозданием и завершилось в 14.50. И судья начал заседание, не дождавшись, когда большинство из нас вернется с кассации. Полчаса выигрыша – и элементарное неуважение к правам участников процесса! Мы трижды заявляли отвод судье, обвиняя его в предвзятости. После каждого отвода он некоторое время вел себя аккуратнее. Потом опять начинал проявлять жесткость. Мы много говорили о том, что суд не исследовал доказательства в полном объеме. Действительно, мы представили видеозаписи и транскрипты за 96 дней (вся кампания, с 3 сентября по 7 декабря). По первому вопросу (информирование) были исследованы полностью транскрипты за 4 выбранных дня и частично (только по “Единой России”) за первые 4 дня. По второму вопросу (агитация) были исследованы транскрипты за 5 дней (не считая 6 декабря, где исследовать было нечего). Плюс были просмотрены видеозаписи трех каналов (из пяти) за один день – 7 декабря. Конечно, и это выборочное исследование показало многое. Тем не менее, всестороннего исследования, как это требует ГПК, не получилось. Что касается пятого пункта (несоответствие протоколов требованиям закона), то вообще никак не были исследованы имеющиеся в деле материалы – ни данные протоколов окружных и территориальных комиссий, ни таблицы, содержащиеся в заявлении и дополнении к заявлению. Любопытно: судья сам отметил, что стадия исследования доказательств – самая важная. Но длилась эта стадия всего 7 дней, т.е. заняла в процессе меньше половины всего времени. Но, пожалуй, самая большая неудовлетворенность связана с отношением с доказательствам. Наши оппоненты Центризбиркома постоянно говорили, что мы не представили никаких доказательств. На самом деле их позиция состояла не в том, что конкретно у нас нет доказательств, а в том, что доказательств по такому делу не может быть в принципе:
Особо восхищает довод наших оппонентов о том, что для Верховного Суда доказательством нарушения порядка агитации может служить только решение мирового судьи о назначении административного наказания. Вот так: не нарушение влечет наказание, а наказание является свидетельством нарушения. Но если по первому и второму вопросам позицию Центризбиркома еще можно понять – все равно уже ничего в прошедшем нельзя исправить, если их позиция по четвертому вопросу по-человечески тоже понятна – не хочется признавать, что неправильно применили закон (тем более, что делалось это, очевидно, под сильным давлением), то по пятому вопросу можно было ожидать более конструктивной позиции. В протоколах нижестоящих комиссий выявлены явные ошибки – разве не задача Центризбиркома способствовать их устранению. Нет, в ответ мы услышали: идите в районные суды и доказывайте там. Единственное приемлемое объяснение, которое я вижу: представители Центризбиркома, участвовавшие в процессе, просто некомпетентны в этом вопросе, и поэтому отметали все с порога, не пытаясь разобраться. Ну что ж, я выполню свое обещание, данное в суде. Все эти данные, свидетельствующие о крайне низком уровне компетентности всей системы избирательных комиссий, будут обнародованы и станут достоянием общественности. А теперь я хотел бы прокомментировать материал, размещенный на сайте Центризбиркома в день оглашения судебного решения. Материал этот состоит из трех частей. Первая часть – простая констатация фактов и в комментарии не нуждается. Вторая часть – комментарий А.А. Вешнякова. Третья часть – текст “реплики” члена ЦИК С.В. Большакова, которую он произнес в тот день в суде – перед тем, как судья удалился в совещательную комнату для вынесения решения. Первое, что бросается в глаза – абсолютно разная тональность двух последних частей. Как будто речь в них идет о совершенно разных процессах. Как это можно понять? Одно из возможных объяснений: Вешняков просто умнее Большакова. А может быть, все дело в том, что комментарий Вешнякова был предназначен для людей понимающих, а “реплика” Большакова – исключительно для прессы. Комментировать слова главного специалиста Центризбиркома по вопросам предвыборной агитации не хочется. Единственное, что следует отметить: Большаков злоупотребил своими процессуальными правами, ибо в своей реплике он вправе был лишь отреагировать на реплики с нашей стороны. Вместо этого он сделал явно рассчитанное на журналистов политическое заявление. Особенно безобразно с его стороны выглядело утверждение, что заявители являются идейными антагонистами, объединившимися в “противоестественный союз”. Это утверждение лучше, чем что-либо, продемонстрировало, что Центризбирком выполнял в этом процессе, да и во всей прошедшей избирательной кампании, политическую роль – роль защитника складывающегося режима, роль защитника партии, которую назначили быть правящей. Что касается комментария Вешнякова, то я хотел бы привести его целиком.
А теперь – мой комментарий. Председатель Центризбиркома говорит о полезности данного процесса. И это – уже хорошо и внушает небольшую долю оптимизма. Но, увы, в его словах слишком много лукавства. Смешно слышать утверждение, что в ходе процесса были даны “ответы на все вопросы по выборам в Государственную Думу четвертого созыва, которые были у заявителей иска”. На самом деле мы не получили ответы на очень многие вопросы. В частности, по протоколам нижестоящих комиссий я не получил ни одного удовлетворившего меня ответа! Вешняков отметил, что процесс был полезен для политических партий, СМИ, законодателей, а также для избирательных комиссий. Я тоже надеюсь, что партии извлекли, по крайней мере, один урок: надо как можно более жестко вести контроль за соблюдением закона в ходе кампании; и надо объединяться в этом деле не после окончания кампании, а до ее начала – но объединяться не в те структуры, которые специально создаются Центризбиркомом для заматывания вопросов (вроде Наблюдательного совета), а в более узкие, но работоспособные. Что касается СМИ, то я боюсь, что из процесса они извлекут совсем другие уроки: если ты создаешь преимущества “партии власти”, то можешь ничего не опасаться. Именно такой вывод можно сделать из решения суда. О законодательстве. Центризбирком, действительно, отреагировал на то безобразие, которое сотворили 29 руководителей субъектов РФ, вошедших в список “Единой России”, а потом отказавшихся от получения мандатов. И в проекте нового закона теперь предусмотрены более четкие формулировки и больший масштаб санкций. И тем не менее лазейка оставлена – вероятно, сознательно. Теперь губернатору уже нельзя будет занимать первое место в региональной части списка. Зато второе – пожалуйста. А ведь даже в прошедшей кампании 7 руководителей субъектов РФ занимали в региональных списках второе место, а один – третье. И, наконец, о пользе для избирательных комиссий, “которые должны обеспечить более четкую и качественную работу при подсчете голосов, заполнении протоколов об итогах голосования и предоставлении заверенных копий этих протоколов наблюдателям”. Опять-таки, суд никак не отреагировал на нечеткую и некачественную работу комиссий, так что непонятно, почему они должны извлечь из процесса какие-то иные уроки, кроме того, что за такую некачественную работу они не несут и не будут нести ответственность. И, главное, совершенно не видно, чтобы ЦИК извлек какие-либо уроки – не для законодательства, не для нижестоящих комиссий, а для себя любимого! Аркадий Любарев |
Титульный лист | Что нового? | Текущий архив | Заседания МГИК | Законы о выборах | Ссылки | О нас | Часто задаваемые вопросы | Устав МОИ | Учредители МОИ | Аналитические заметки | Методика контроля | Гостевая книга | Почтовый ящик МОИ | |
This
document maintained by lahta-m@votas.ru |