Парламентские выборы в Великобритании: избирательная система

Избирательная система, используемая в Великобритании на парламентских выборах, нам хорошо знакома. Мы называем ее мажоритарной системой относительного большинства в одномандатных округах. Некоторые политологи называют ее плюральной системой. Сами британцы именуют ее «the first-past-the-post», что буквально переводится как «первый, кто проскочит финишный столб», поскольку название заимствовано из терминологии скачек.

У нас такая система до 2003 года использовалась на выборах большинства региональных парламентов. Сейчас она применяется на выборах в Московскую городскую Думу и на многих муниципальных выборах. Кроме того, эта система является компонентом смешанной несвязанной (параллельной) системы, то есть по ней избирается половина состава Государственной Думы и половина составов большинства региональных парламентов.

Партийная система

Многие слышали про правило Дюверже, которое гласит, что плюральная система выборов способствует формированию двухпартийной системы, и Англия приводится в качестве примера действия этого правила. Но действительно ли в Британии (или хотя бы только в Англии) двухпартийная система?

На этот вопрос можно ответить положительно, если считать, что двухпартийная система – это система, при которой только две ведущие партии могут претендовать на пост главы правительства. Но такая система сложилась не только в Британии, но и во многих других странах, в том числе использующих пропорциональную систему (например, в Германии, Швеции).

А что же в Британии? Тут надо сразу уточнить, что Соединенное королевство состоит из четырех частей (которые британцы называют nation или country) – Англии, Уэльса, Шотландии и Северной Ирландии. И если выборы в Палату общин везде проходят по единой системе, то парламенты Уэльса и Шотландии избираются по смешанной системе, а парламент Северной Ирландии – по системе единственного передаваемого голоса. Поэтому нетрудно объяснить, почему в Шотландии и Северной Ирландии нет двухпартйности.

Что касается Англии, то здесь действительно есть две ведущие партии. В 19-м и начале 20-го века это были тори и виги (впоследствии консерваторы и либералы), с 20-х годов 20-го века – консерваторы и лейбористы.

Но и либералы никуда не делись. Только в 1980-х они объединились с отколовшимися от лейбористов социал-демократами и образовали партию Либеральных демократов. И эта партия по-прежнему получает заметную поддержку и побеждает в отдельных округах: лучшие результаты у нее были в 2005 и 2010 годах – 22–23% голосов и 57–62 мандата. Но и на последних выборах ее результат заметный: 11,5% и 11 мандатов.

Но в целом количество партий, участвующих в выборах, значительно больше трех. И в Палату общин проходят (то есть выигрывают в конкретных одномандатных округах) не только эти три партии.

Далее мы будем опираться на статистику трех последних выборов – 2015, 2017 и 2019 годов. Данные об участии партий в выборах приведены в таблице 1.

Таблица 1. Участие партий в выборах 2015–2019 годов

Конечно, общее количество партий, участвующих в выборах, является не очень информативным показателем. Но мы помним, как представители нашего ЦИК с гордостью сообщали, что в выборах приняли участие аж 24 партии. Пока нам в этом отношении «двухпартийную» Англию не переплюнуть. Хотя и там большинство партий участвуют в выборах весьма слабо – как по числу выдвинутых кандидатов, так и по степени успешности.

Тем не менее, если в качестве показателя серьезности использовать победу в округе или получение хотя бы в одном округе второго места, то мы видим, что в этот раз только в Англии такого результата добились 7 партий, а в целом в Соединенном королевстве – 15 партий.

Разумеется, большую часть мандатов в Англии и Уэльсе получают две партии – консерваторы и лейбористы. Либеральные демократы сильно пострадали из-за своей коалиции с консерваторами 2010 года, тем не менее, они получили 8 мандатов в 2015 году, 12 в 2017-м и 11 в 2019-м (в Англии и Шотландии, а в 2015 году еще и в Уэльсе). Партия Зеленых на трех последних выборах завоевывала один мандат в Англии.

В 2015 году относительно успешно выступила партия UKIP (United Kingdom Independence Party, Партия независимости Соединенного королевства), получив 12,6% голосов (третье место по числу голосов) и впервые проведя в парламент одного депутата, а в 120 округах (114 в Англии и 6 в Уэльсе) ее кандидаты заняли второе место. Но уже в 2017 году партия провалилась, ни в одном округе не сумев достичь даже второго места. Слабо выступила она и в 2019 году. Ее бывший лидер Найджел Фараж создал в 2019 году Партию Брекзита, которая на последних выборах получила всего 2% голосов, но в двух округах Англии и одном округе Уэльса оказалась на втором месте (хотя ее роль можно оценивать скорее как спойлеров для Консервативной партии).

В 2015 году в одном округе Англии второе место получила партия Respect, выставившая всего четырех кандидатов. В 2017 году такой же успех имела National Health Action Party, выставившая пять кандидатов. В 2019 году, помимо Партии Брекзита, еще две партии добились в Англии второго места – Ashfield Independents и Birkenhead Social Justice Party (у обеих было лишь по одному кандидату).

В Уэльсе, помимо основных английских партий, действует своя националистическая Партия Уэльса (Plaid Cymru). Успехи ее достаточно скромные: в 2015 году 3 мандата и 6 вторых мест, в 2017 году 4 мандата и 2 вторых места, в 2019 году также 4 мандата, но ни одного второго места.

Иная ситуация в Шотландии. Здесь Шотландская национальная партия в последние годы доминирует: в 2015 году она завоевала 56 мандатов из 59, в 2017 году – 35, в 2019 году – 48. В остальных округах она неизменно занимала второе место. Консерваторы, лейбористы и либеральные демократы в 2015 году получили в Шотландии по одному мандату, в 2017 году соответственно 13, 7 и 4, а в 2019 году соответственно 6, 1 и 4.

В Северной Ирландии партийная система совсем другая. Лейбористов и либеральных демократов там нет, а консерваторы в 2017 и 2019 выставляли кандидатов менее чем в половине округов и получали там (как и в 2015 году) ничтожные результаты. Две основные партии Северной Ирландии – Демократическая юнионистская партия (DUP, ДЮП), выступающая за сохранение С. Ирландии в составе Соединенного королевства, и Шин Фейн, добивающаяся объединения Северной Ирландии с Ирландией (избранные от партии депутаты не участвуют в работе Палаты общин, отказываясь приносить присягу). В 2017 году от С. Ирландии были избраны кандидаты только этих двух партий (соответственно 10 и 7, плюс один независимый). В 2015 году кроме 8 кандидатов DUP, 4 кандидатов Шин Фейн и одного независимого мандаты завоевали также 3 кандидата от Социал-демократической и лейбористкой партии (СДЛП) и 2 кандидата от Ольстерской юнионистской партии (UUP, ОЮП). В 2019 году кроме 8 кандидатов DUP и 7 кандидатов Шин Фейн успех имели два кандидата СДЛД и один кандидат от центристской партии «Альянс». UUP в этот раз мандатов не завоевала, но в трех округах ее кандидаты заняли второе место. Еще в одном округе второе место занял кандидат от партии People Before Profit Alliance.

Независимых кандидатов в 2015 году было 145, в 2017 году 187, в 2019 году 224. В 2015 и 2017 годах одному независимому кандидату удавалось победить в Северной Ирландии. Количество вторых мест у независимых кандидатов также не было велико: по одному в 2015 и 2017 годах и четыре в 2019 году.

Динамика результатов основных партий представлена в таблице 2. Первое число – суммарное число голосов, полученных кандидатами от данной партии, деленное на число действительных голосов. Второе число (в скобках) – среднее арифметическое от результатов кандидатов по округам. Оно более показательно в тех случаях, когда партия выставляет кандидатов не по всем округам.

Таблица 2. Динамика результатов основных партий на выборах 2015–2019 годов

Мы видим рост поддержки консерваторов в Англии и Уэльсе. Лейбористы сильно улучшили свои результаты в 2017 году по сравнению с 2015 годом, но в 2019 году их результат вновь снизился, хотя и остался выше, чем в 2015-м. Судя по всему, в 2017 году обе ведущие партии сумели отобрать голоса у Партии независимости Соединенного королевства, а в 2019 году консерваторы отняли некоторое количество голосов у лейбористов. Небольшая часть лейбористского электората перешла в 2019 году и к либеральным демократам.

В Шотландии картина немного иная. Шотландская национальная партия в 2015 году достигла своего пика, после чего ее стали теснить и консерваторы, и лейбористы. В 2019 году она сумела немного отыграть за счет обеих партий.

В Северной Ирландии, напротив, две ведущие местные партии достигли своего пика в 2017 году, но в 2019-м они немного потеряли за счет СДЛП и особенно «Альянса».

Показатели конкуренции

Обычно я использую три показателя конкуренции. Первый, чисто формальный – среднее число кандидатов на округ. Он показывает, в основном степень свободы и беспорядочности при выдвижении кандидатов.

Второй индикатор – эффективное число кандидатов (ЭЧК), или индекс Лааксо–Таагеперы (вычисляется как единица, деленная на сумму квадратов долей голосов за  кандидатов от числа действительных голосов). Это показатель конкуренции за голоса избирателей.

Но при мажоритарной системе важнее, на мой взгляд, показатель конкуренции за мандаты, который можно вычислять как разность долей голосов за победителя и его основного соперника.

Эти три показателя, а также для информации средние результаты кандидатов, занявших первое, второе и третье места, приведены в таблице 3.

Таблица 3. Показатели конкуренции на выборах 2015–2019 годов

Мы видим, что формальная конкуренция относительно высокая – примерно 5–6 кандидатов на округ. При этом все три кампании не было ни одного округа, где было бы меньше трех кандидатов. В Англии максимальное число кандидатов в округе достигало в 2015 и 2017 годах 13, а в 2019 году 12, в Уэльсе и Северной Ирландии максимум (10) был в 2015 году, а в 2019 году он снизился до 8, в Шотландии соответственно 9 и 8.

Политологи иногда оценивают «партийность» системы по значениям ЭЧК. Не знаю, использует ли кто-то термин «двух с половиной партийная система», но по ЭЧК английскую систему можно охарактеризовать именно так. В Шотландии и Северной Ирландии система скорее трехпартийная.

Стоит также отметить, что средняя сумма результатов двух ведущих кандидатов в Англии в 2019 году составила 85,1% (в 2017 – 89,4%, в 2015 – 75,5%), а средний результат третьего места варьировался от 6,9% в 2017 году до 14,0% в 2015 году. Из таблицы 2 мы можем вычислить, что средняя сумма консерваторов и лейбористов составляла в Англии 87,3% в 2017 году и 81,1% в 2019-м. Это также говорит о том, что две ведущие партии не покрывают полностью английский электорат.

Важно однако и то, что ситуация в разных округах сильно различается. В 2019 году минимальное значение ЭЧК (1,37), свидетельствующее о низкой конкуренции, зафиксировано в одном из округов Англии (в трех остальных частях минимум составил 2,24). Максимум же в Англии составил 3,50, в Шотландии 3,62, в Уэльсе 3,99 и в Северной Ирландии 4,20.

Мы также видим, что в большей части округов Англии победитель получает абсолютное большинство. А доля округов, где разрыв между победителем и его основным соперником не превышает 10%, то есть округов, где происходит наиболее острая борьба за мандат, в Англии не превышает 20%, а в Уэльсе и Северной Ирландии составляет примерно треть.

В Шотландии ситуация с конкуренцией оказалась менее стабильной. В 2015 году при доминировании Шотландской национальной партии конкуренция оказалась весьма низкой (среднее ЭЧК 2,72, средний разрыв 19,5%, доля округов с разрывом менее 10% всего 15,3%, доля округов, где победитель получил абсолютное большинство 59,3%). В 2017 году выборы были остро конкурентными (среднее ЭЧК 3,05, средний разрыв 7,0%, доля округов с разрывом менее 10% взлетела до 78,0%, доля округов, где победитель получил абсолютное большинство упала до 3,4%). В 2019 году все эти показатели оказались примерно посередке между 2015 и 2017 годами.

Избирательная система, межпартийная конкуренция и сменяемость власти

Мажоритарную систему обычно критикуют за ее несправедливость. Доля мандатов, которые получает партия, может сильно отличаться от доли получаемых ею голосов. Мы это хорошо знаем на российских примерах, но и Британия давала этому немало примеров, которые хорошо известны из литературы. Чаще всего большинство мандатов получает партия, за которую проголосовало менее половины избирателей (так называемое «сфабрикованное большинство», термин принадлежит американскому политологу Дугласу Рэ). Трижды (в 1929, 1951 и 1974 годах) возникала ситуация, когда большинство мандатов получала партия, занявшая второе место по числу голосов.

Слабая связь между числом завоеванных мандатов и поддержкой избирателей, может быть также продемонстрирована на примере либеральных демократов (см. таблицу 4). Неоднократно возникали ситуации, когда партия, увеличив свою поддержку, теряла мандаты (так произошло и на последних выборах в 2019 году). Или наоборот – теряла голоса, но увеличивала мандаты.

Таблица 4. Результаты либеральных демократов на выборах 1992–2019 годов

Кстати, в Британии серьезно обсуждается проблема «тактического голосования», когда избиратели голосуют не за тех, кто им больше нравится, а за тех, у кого больше шансов победить (у нас это с недавних пор стало называться «умным голосованием»). По опросам так голосуют 20–30% избирателей. Для сторонников малых партий выбор, действительно, такой: либо ты голосуешь «тактически», либо твой голос пропадет.

С другой стороны, в пользу мажоритарной системы часто звучат аргументы, что она будто бы в большей степени, чем пропорциональная, обеспечивает сменяемость власти. В пример приводится как раз Великобритания. Да, здесь две ведущие партии меняют друг друга у власти достаточно регулярно. Но, например, в Индии или ЮАР при той же системе были периоды, когда доминировала одна партия.

Поэтому стоит присмотреться внимательнее к британским выборам. Есть, по-видимому, здесь некоторая специфика, которая и обеспечивает сменяемость. С моей точки зрения, эта специфика связана с относительно небольшими размерами одномандатных округов и сильно неравномерным распределением партийных предпочтений электората.

Если мы возьмем только Англию, то эта неравномерность очень заметна. Так, у консерваторов минимальные результаты в округах составляли в 2015–2019 годах 4,7–7,8%, а максимальные – 65,9–76,7% (разница, как видим, примерно в 10 раз). Примерно так же и у лейбористов: минимум 4,4–8,1%, а максимум 81,3–85,7%. У либеральных демократов различия еще резче: минимум 0,9–1,7%, а максимум 51,5–56,1%.

В большинстве крупных городов доминируют лейбористы. Даже в не очень благоприятной для них кампании 2019 года они победили в 49 округах (из 73) Большого Лондона, в 8 округах (из 9) Бирмингема, во всех 5 округах Лидса, во всех 5 округах Шеффилда, во всех 4 округах Ливерпуля и во всех 3 округах Манчестера. А вне крупных городов в основном явное преимущество у консерваторов.

У либеральных демократов наилучшие позиции на юге Англии, а также в Лондоне. Их результат 2019 года в Юго-восточном и Юго-западном регионах 18,2%, в Лондоне 14,9%, в то время как в Северо-восточном регионе только 6,8%. Они выиграли в трех округах Большого Лондона и по одному округу в Юго-восточном, Юго-западном, Восточном и Северо-западном регионах (плюс 4 округа в Шотландии), но при этом в 35 округах Юго-восточного региона (из 84) и 23 округах Юго-западного региона (из 55) заняли второе место (в Северо-восточном регионе у них ни одного второго места).

Получается, что в большинстве округов, где преобладает электорат одной из партий, результат выборов предрешен, и серьезной конкуренции нет. Но есть меньшая часть округов (примерно четвертая–пятая часть), где идет реальная борьба. И в условиях равновесия между двумя ведущими партиями от этих округов зависит результат выборов, и именно борьба в них обеспечивает сменяемость власти. Зыбкая конструкция, вряд ли воспроизводимая в других условиях.

Кстати, тут стоит обратить внимание на Шотландию. Как отмечалось выше, в 2017 году в Шотландии была острая конкуренция: в 78% округов разрыв между победителем и его основным соперником не превышал 10%. Тем не менее, Шотландская национальная партия, получив 37% голосов, обеспечила себе 35 мандатов из 59. По-видимому, в Шотландии электорат разных партий распределен более равномерно.

Заключение

В Британии есть немало сторонников реформы избирательной системы. В 2011 году прошел общенациональный референдум, на который был вынесен вопрос о замене плюральной системы на мажоритарно-преференциальную систему (другие названия – альтернативное голосование, instant runoff voting). На проведении референдума настояли либеральные демократы – это было одним из условий их коалиции с консерваторами 2010 года. Но, как мне говорили, вопрос референдума формулировали консерваторы, и они намеренно выбрали в качестве замены не самую удачную и популярную систему.

Тем не менее, результаты референдума мне представляются выдающимися. От представителя Общества избирательной реформы я услышал, что референдум 2011 года они «сильно проиграли». Но с моей точки зрения 32% поддержки идеи избирательной реформы – это колоссальный успех. Особенно учитывая, что обе ведущие партии были против.

Но, конечно, можно понять большинство британцев: все-таки их система работает и более-менее сносно обеспечивает сменяемость власти. Но, как мы видим, работает она более-менее сносно далеко не везде. Поэтому рекомендовать кому-либо перенимать эту систему я бы не стал.

Даже в Шотландии она уже буксует. Не случайно, кстати, те же англичане для выборов парламентов Шотландии и Уэльса предпочли не свою родную плюральную систему, а смешанную связанную систему типа германской. Такую же систему они внедрили и на выборах совета Большого Лондона, ибо, как мы видели, мажоритарная система в Лондоне способствует доминированию лейбористов.

Можно вспомнить и более ранние времена, когда англичане для своих владений (но не для себя) рекомендовали преференциальную систему, которая утвердилась в Ирландии, Северной Ирландии, Австралии и на Мальте (а также частично в Индии).

Так что менять или не менять систему – это внутреннее дело британцев. Но образцом британскую систему точно считать нельзя.

А.Любарев
09.01.2020

This document maintained by lahta-m@votas.ru
Material Copyright © 2001 Вячеслав Румянцев